Вот нашел такой материал, читал не отрываясь...:-)
Автор перевода - Георгий Черданцев, известный спортивный журналист и наш коллега по музыкальным предпочтениям.
Специально для Metallica.ru
===
Интервью Рона Макговни гл.редактору So What! Стефану Ширази из последнего номера. Я сделал это как монолог, опустив кое-какие моменты, не имеющие отношения к пониманию феномена Metallica. Например, опущен длинный рассказ о том, как юный Ульрих наложил в штаны в номере Лемми из Motorhead.
Итак, рассказ Макговни (стилистика сохранена). Но в начале короткое предисловие аффтара английского текста:
О Макговни доходили слухи, будто бы он до сих пор держит зло на группу, на то, как с ним расстались. Мне говорили, что от интервью он, скорее всего, откажется, потому что воспоминания о прошлом оставили горький след в его памяти, и Макговни вряд ли захочет ворошить старое. На деле все оказалось не так. Я без труда нашел Рона в Северной Каролине, где он счастливо проживает с тремя детьми. Рон работает на фабрике. Он контролер упаковочной линии. Слухи не имели к этому парню никакого отношения. Открытый, дружелюбный, даже несколько поначалу застенчивый, Макговни с радостью поделился с журналом своими воспоминаниями о том, как все начиналось…
Я жил на окраине Норвока и учился в школе в Доуни. Там классе в 8-м я и познакомился с Джеймсом Хетфилдом. Он, правда, потом говорил, что не помнит меня, но я-то помню, потому что был еще парень по имени Джефф Хатфилд. Раз смотрю, на доске объявлений написано: Дж.Хетфилд. Я решил, что это один и тот же человек. Типа, я думал, что знаком с Джеффом Хатфилдом, а кто такой тогда Джеймс Хетфилд?
У моих родителей был магазин автозапчастей и кое-какая недвижимость. Мы не бедствовали, и родители мне никогда ни в чем не отказывали. Например, когда лет в 8 я увлекся мотоциклами, родители тут же купили мне мотик, потом еще один, и еще один. А лет в 12 я решил брать уроки игры на гитаре, и, короче, через некоторое время научился играть на 6-струнной акустике свои любимые вещи групп Boston, Kansas и даже длиннющую Stairway to Heaven. Электрогитару я тогда в руках еще не держал…
Это было в 9-м классе. Я типа был обычный парень, ну, типа не чемпион там по плаванию или капитан футбольной команды, так, обычный «хорошист». Ни то, ни се. Так, человек из толпы. И типа в школе у каждого свой шкафчик для вещей, ну смотрю, чувак с длинными волосами. Короче, Джеймс Хетфилд. Я типа говорю: «Привет, ты меня помнишь?» Он типа: «Нет». Ну там слово за слово, разговорились, все-таки соседи по шкафчикам, так или иначе пару-тройку лет придется общаться, и короче я спрашиваю: «Какую музыку слушаешь?» – «Аэросмит», - отвечает. «Что за группа такая?» Он такой смотрит меня, типа: «Чувак, ты что не втыкаешь? «Аэросмит» это которые Dream On поют». «А, - говорю, - круто! Слышал!» Ну это я типа соврал. Потому что у меня была большая наклейка с Элвисом. Он умер типа за месяц до школы. И вот короче у меня эта наклейка, Джеймс посмотрел на нее, улыбнулся, а я дальше говорю, что еще Creedence и Doobie Brothers слушаю. Он такой: «Ну, прикольно». Короче мы типа подружились что ли. Там еще два парня было, у кого шкафчики рядом. Вот мы и сошлись вместе, потому что нас всех объединяло одно: мы были никто. Мы были группа под названием «Никакие» (© переводчик). Ну типа, знаете, в школе всегда есть самый умный, самый сильный, а еще самый урод, самый тупой; есть и те, кто между ними, то есть массовка. Вот мы типа массовкой и были.
Классе в 10-м или 11-м я как-то раз узнал, что Джеймс играет на гитаре и типа даже в группе Obsession. Он такой говорит: «Слышьте, чуваки, хотите ко мне на репетицию прийти?» Это было круто. Круто, потому что из всех наших знакомых только он был настоящим музыкантом, настолько крутым, что уже в школе у него была не только своя гитара, но и группа! Поэтому мы конечно согласились пойти. Они там играли Communication Breakdown, Purple Haze, что-то типа этого, а я думал: офигеть! А потом Джеймс говорит: «Короче, мы тут будем играть на одной вечеринке. Поможете инструменты отвезти?» А у меня тогда только у одного из всей компании была машина. Ну я и согласился быть и шофером и грузчиком. А осветителем стал Дэйв Марс. У него тоже шкафчик был рядом с нашими. Кстати, нам было совсем не западло быть на подхвате у Джеймса. Понимаете, он был настоящий музыкант. Единственный в нашей школе. Для нас он был рок-звезда, и мы смотрели на него типа снизу вверх. А Джеймс очень этого стеснялся и все говорил: «Да бросьте, ребят, какая там рок-звезда? Я никто. Я ваш друг, просто так получилось, что играю в группе. Подумаешь, фигня какая…»
Тогда на вечеринке я понял, что хочу стоять вот также как они на сцене. Меня очень включило от того, как реагировали зрители, как размахивали руками, как перлись от всего этого. Я понял, что хочу, чтобы и от меня тоже перлись, и мне не интересно стоять тут в сторонке. Джеймс говорит: «Если хочешь стать рокером, то сначала купи гитару». Я типа такой: «Понял». Пошел в ближайший магазин и купил Гибсон. Джеймс офигел: «Ни хрена себе гитарку отхватил!» А я такой: «А что, плохая гитара?..» Ну короче он стал учить меня играть песни из репертуара Obsession. Правда, он из этой группы уже ушел и играл теперь с ребятами через два дома в группе Syrinx. Эта группа играли каверы Rush. У них был крутой барабанщик, и я вообще был в шоке от того, как они играют, потому что играть Rush это совсем не просто. А однажды Джеймс говорит: «Надоело играть каверы, хочу исполнять свои вещи». Он тогда уже писал и музыку и тексты. А потом умерла его мама, и он с братом и младшей сестрой переехал в Бреа, это километров 30 от нас. В выходные Джеймс приезжал ко мне, показывал какие-то вещи на гитаре и раз говорит: «Давай организуем группу». Я такой: «Круто. Две гитары у нас уже есть». А он: «Может, на басу будешь играть?» Ну я типа такой, поскольку бас гитары у нас не было: «Пойду поговорю с матерью». А она такая: «Ну сынок, давай сразу покупать не будем, возьмем в аренду гитару и усилитель, а если будет получаться и ты действительно захочешь – купим». И Джеймс начал учить меня играть на басу. Тут оказались нужными другие навыки. По-другом музыку слышать надо. Он меня всему этому научил: как слушать бас-партии, как играть, хотя было тяжело. Я был гораздо ниже ростом, у Джеймса длиннющие, сильные пальцы, которые на басу он легко растягивал на пять ладов, а мне приходилось все время двигать рукой по грифу, но ничего, все, что он мне показал, я выучил. За барабаны мы посадили Дэйва Марса. У него была допотопная установка, которая издавала такой звук, будто трясли помойный контейнер, набитый пустыми жестяными банками. Это было ужасно. Тогда Дэйв сказал: «Ребят, вам нужен другой барабанщик. Я останусь с вами, но не барабанщиком. У меня не получается».
Джеймс тем временем продолжал сочинять музыку и тексты. Да, а у моих родителей помимо дома, в котором мы жили, рядом было еще три, которые сдавались в аренду, но тогда они стояли пустые, потому что шли под снос. На их месте должны были проложить новое шоссе. Я спросил у матери, можем ли мы с Джеймсом пожить в одном из них, пока не снесут. Она сказала: «Валяйте». Это было как раз перед окончанием школы в 1981 г.
Мы обосновались в гараже. Такой небольшой, на одну машину. Короче, мы решили сделать звукоизоляцию, чтобы не мешать соседям. Обошли все окрестные магазины и набрали пустых коробок, еще кое-какого материала. Все сделали, и Джеймс покрасил потолок серебряной краской, а балки черной. Ковролин постелили красный, в общем, клево вышло. А мой отец еще и кондиционер туда вмонтировал, ну типа, чтобы мы там не спеклись. Вот так у нашей группы появилась своя репетиционная база. В группе было два человека. Я на басу и Джеймс на гитаре. А в барабанщики взяли Джима Маллигана из школы. Так образовалась Leather Charm.
Потом появился Хью Таннер. Он был товарищ Джеймса по последней школе и тоже играл на гитаре. Так что у нас был барабанщик, две гитары и бас. Мы записали пару песен. Не шедевры, но забавно, что на Kill ‘Em All во многих песнях есть кусочки из того, что мы записывали тогда.
Джеймс все никак не мог решить, кто должен петь. То он пел, то я. То Джеймс хотел быть просто ритм-гитаристом, то певцом. И то и другое вместе у него не получалось. Тогда он сказал: «Ладно, я буду петь, а на гитаре еще кто-нибудь сыграет». Короче, появился еще один чувак. Мы записали Hit the Lights. Это вещь группы Leather Charm.
За пределы гаража все наше творчество не выходило. У нас не было определенного плана действий и вскоре мы с Джеймсом опять остались вдвоем. Лучше сказать, Джеймс остался один, потому что я занимался своими делами, мотогонки там и все такое, музыка для меня была типа хобби, не более. Вот тогда и появилось знаменитое объявление в журнале Recycler. Правда, насколько я помню, Джеймс познакомился с Ларсом не по объявлению, как гласит легенда. Все короче было не так. Их познакомил тот самый Таннер, который тусовался с Ларсом. Я сам познакомился с Ларсом на концерте Judas Priest. Причем познакомил нас Джеймс. Выяснилось, что он уже говорил с Ларсом по поводу того, чтобы собрать группу. От Ларса дико воняло, а его куртка была вся утыкана значками европейских рок-групп. Я помню даже сказал Джеймсу: «Че это за чудик такой? Он, что не пользуется дезодорантом?» А Джеймс говорит: «Это мой друг Ларс. Он барабанщик. В выходные приедет к нам репетировать». Джеймс тогда все еще типа жил у меня. Ну короче приехал Ларс с барабанной установкой, замотанной в некоторых местах клейкой лентой и с совершенно убитыми тарелками. Джеймс показал ему, как играть Hit the Lights. Ларс начал. Я типа такой: «А этот парень раньше играл на барабанах?» Лупил он по ним, конечно, от души. Но не было ни ритма, ни темпа. Я думаю, что тогда Ларс не то что на барабанах, он на пальцах не отщелкал бы четыре четверти. Я посмотрел на это дело и сказал: «Да, ребята, с вами все ясно». И ушел. А они остались в моем гараже.
Ларс каждый день приезжал со своей установкой рано утром, собирал ее, и они репетировали, а я отправлялся по своим делам. Когда возвращался, они все еще репетировали. С каждым днем, возвращаясь, я слышал, что у них получалось все лучше и лучше, потому что они только и делали, что играли. Джеймс толком нигде не работал. Ларс разносил газеты и заканчивал рано утром, так что весь день у них был свободный. Появился басист. Кажется, звали его Глен. У него были длинные волосы, и он походил на рокера. Потом приходил еще какой-то чувак. Вроде бы серфер. Как-то я сказал Джеймсу, что играют его басисты не так. Я-то помнил, как мы играли Hit the Lights. Джеймс сунул мне бас, мы сыграли, и звучало это лучше, чем с Гленом и с серфером. Короче Джеймс и Ларс остались вдвоем. Вот тогда и появилось объявление в журнале. Они искали соло-гитариста.
Прикольно, что все это происходило у меня дома. То есть, номер-то в объявлении мой был указан. Вот я типа и подходил к телефону. Однажды раздается звонок, снимаю трубку, а там человек говорит: «Я по объявлению звоню. У меня 14 гитар, и вообще я тут самый крутой гитарист, у вас у всех башню снесет, как я играю». Я зашел к ребятам и говорю: «Тут один чувак звонил. По-моему, у него мания величия. Если он придет, то вряд ли его голова пролезет в эти двери». Он пришел. Звали его Дэйв Мастейн. На меня он произвел впечатление конченного мудака. Но когда он воткнул шнур в гитару и начал играть, мы поняли, что играет он реально круто. Джеймс просто выпучил глаза. Он сам неплохо играл, но так, конечно, не мог и никогда не видел, чтобы так круто играли.
Примерно в то же время Ларс познакомился с Брайаном Слэгелом, который придумал металлический сборник Metal Massacre. Короче Ларс ему где-то ляпнул типа: «А у меня есть группа». И они с Джеймсом прямо-таки загорелись послать Брайану кассету с записью Hit the Lights. Достали где-то магнитофон на четыре дорожки. Джеймс одолжил у меня для записи бас-гитару, я-то в группе не числился, потому что у меня были какие-то другие дела, планы были другие, и я вовсе не собирался посвятить всю свою жизнь музыке. Ну, короче, Джеймс одолжил у меня бас, а потом пришел гитарист. Еще один знакомый Ларса по имени Ллойд Грант. Я офигел, когда он пришел, потому что Ллойд был черным. Ну то есть абсолютно черным. Нет, вы ничего такого не подумайте, но я никак не ожидал, что гитару на демо будет записывать черный парень. Соло было роскошное. Причем Ллойд придумал и сыграл его, послушав песню типа минут 5. Потом соло записал Дэйв. У него получилось хуже. Ллойд записал соло и ушел. Я его больше не видел. Он, типа, получается, сделал одолжение своему товарищу Ларсу. Вот так была записана Hit the Lights. Пел Джеймс. Пел чудовищно, потому что у него болело горло. В конце они хотели записать какой-то взрыв. Кроме старого усилители ничего под руку не попалось. Вот его и швырнули на пол. Это был взрыв. Дэйв кстати обиделся, что включили в запись чужое соло. А я стал официально числиться бас-гитаристом группы.
До прихода Мастейна все было тихо и спокойно. С ним начались проблемы. Возьмем, к примеру, Ларса. Ведь, Ларс, как бы это лучше сказать, он очень настырный и упрямый. Он будет добиваться своего долго и упорно. Правда, без истерик и фанатизма, но своего все равно добьется. А у Дэйва характер был дерьмо. Он все время спорил, и настаивал на своем. А Джеймс сидел, смотрел на них и не вмешивался. Меня все это раздражало. Я им говорил: «Давайте, а запишу свою партию и пойду по своим делам, у меня нет времени слушать, как вы тут целый день цапаетесь». Когда начались концерты, стало еще хуже. Доходило до драк…
Как я уже говорил, Ларс Ульрих сперва не произвел впечатления как барабанщик. Но он сразу же произвел впечатление как администратор и менеджер. Это же Ларс реализовал проект с демо-кассетой. Сам сидел, рассовывал пленки по конвертам, клеил марки, рассылал их по всему миру. Мы смеялись: «Ларс, ты что? Нам бы на сцене клуба Whiskey выступить, и нормально». Но у Ларса были далеко идущие планы.
Судьба удивительным образом свела двух вроде бы разных людей – Ларса и Джеймса. Но у них была как минимум одна общая черта: оба были маниакально одержимы музыкой. К тому же у Джеймса был музыкальный, а у Ларса организаторский талант. Мастейн был совершенно другой. Он хотел славы. Я думаю, его не очень интересовала музыка как таковая. Он хотел стать рок-звездой. Его девиз: секс, наркотики, рок-н-ролл…
Что касается моей роли в становлении Metallica, то я бы оценил ее как очень даже существенную. Ну смотрите, любой группе, которая добилась успеха, в начале ее пути нужна была некая движущая сила. Некто, на кого можно было бы опереться в трудную минуту, ведь в начале творческого пути, музыканты ничего не зарабатывают. Получается, что вот такой силой в начале творческого пути группы Metallica был я. Они фактически жили и репетировали у меня дома. Все что нам было нужно из оборудования, давали мои родители. На концерты ездили на моей машине. Короче, у ребят не было проблем, они могли заниматься творчеством. А ведь я мог им сказать: «Надоели, выметайтесь!» Тогда было бы все по-другому. Я не говорю, что, выгони я их на улицу, они не добились бы такого успеха. Нет, но у меня им было комфортно, к тому же при мне пили не так много как могли бы. Это я им все время долбил: «Нехорошо ехать на концерт в говнище». А они мне: «Слушай, ты уже достал, что ты нам отец что ли?» А я им: «Типа того».
Сам я относился ко всему этому как к развлечению. Мне нравилось играть на сцене, но у меня не было такой страсти к занятию музыкой, как, скажем, у Джеймса. И Ларс, конечно, был куда больше меня увлечен музыкой. Вот и тянуло к нему Джеймса. Я, знаете, очень переживал, что Ларс отнимает у меня лучшего друга. Мы с Джеймсом были не разлей вода. А тут пришел этот коротышка и втесался между нами, а я остался где-то в стороне. Я не держу зла на Ларса. В конце концов, это жизнь. Когда-то мы были мальчишками, мало ли, что тогда могло случиться. Время стирает все. Это уже в прошлом…
Постоянный доход был в то время только у меня. Я работал в магазине у родителей. Кажется, какие-то деньги были у Джеймса, но фактически спонсором всего проекта был я. Нет, конечно, инструменты у всех были свои, но шнуры, микрофоны и прочую фигню покупал я. А как-то раз они говорят: «Слышь, брат, мы тут хотим рекламу дать в журнале. На целую полосу. Стоит 600 баксов. Дашь?» Я дал…
Как я уже говорил, я человек домашний и не представлял себе музыкальной карьеры с турами по нескольку месяцев или даже лет. У меня не было порыва завоевать мир, как у них. У меня других дел и планов было навалом. Короче я продолжал относиться к участию в группе как к хобби, а они продолжали репетировать у меня дома. И тут начали пропадать вещи. Сперли косуху, какие-то еще шмотки, а потом на концерте подрезали бас. Я узнал, что украл его Мастейн…
Я уже говорил об этом не раз в интервью, могу повторить: не понимаю, почему Джеймс никогда не вмешивался. Я знал, что если бы он сказал свое слово, безобразия Дэйва прекратились бы, но он делал вид, что ничего не происходит. А ведь мне ничего не стоило вышвырнуть Мастейна за дверь пинками под зад. Из моего-то дома! Но я не делал этого, потому что слишком любил и уважал Джеймса, понимая, что выгони я Мастейна, едва образовавшаяся группа будет на грани распада с непредсказуемыми последствиями. К тому же Дэйв действительно здорово играл, так, что иногда я замечал - даже Джеймс смотрит на него снизу вверх. Прикольно, что много лет спустя Дэйв как-то мне позвонил, мы встретились и нормально пообщались и потом еще несколько раз встречались. Оказалось, что вне группы он совершенно вменяемый, хотя раз он ляпнул: «Знаешь, мы ведь с тобой 50% Metallica. Ровно столько, сколько и те двое». Я подумал: «Твое право, Дэйв. Считай, как хочешь»…
Те двое… Когда они общались, происходила словно какая-то химическая реакция. Позитивная. Они все спорили, спорили до посинения, но всегда находили компромисс, из которого рождалось что-то интересное. Как только к ним присоединялся Мастейн, происходила другая химическая реакция, которая заканчивалась взрывом…
Да, так вот по поводу моего ухода из группы. Короче, мы начали давать концерты в Сан-Франциско и стали там довольно популярными в отличие от Лос-Анжелеса, где все тащились только от Motley Crue. В Сан-Франциско мы тусовались, ходили на концерты и однажды попали на концерт группы Trauma. Помню, нас поразил необычный звук гитары, а когда Ларс с Джеймсом догнали, что это так бас у них звучит, оба просто выпали в осадок.
Они мне никогда не говорили, что, мол, нужен новый басист, ты нас не устраиваешь. Однажды мудак Дэйв влил мне в гитару бутылку пива, ну типа, чтобы я побыстрее сам свалил из группы что ли, не знаю…
В ноябре 82-го мы играли в одном клубе. Я вышел на улицу, помню, шел проливной дождь, и увидел Клифа. Мы так славно поболтали. Он был очень хороший парень. Я предложил его подвезти, он вежливо отказался. Ну короче, после этой встречи я понял, что слухи, которые до меня доходили, будто вопрос о моей замене на Клифа решен, - правда. После того концерта, мы вернулись в Лос-Анжелес, и я вконец разругался с Мастейном. Не помню, чем, но он меня так достал, что я сказал: «Все, пошел вон отсюда!» И Джеймсу сказал: «Старик, извини, тебе тоже придется уехать, я больше не могу выносить выходки этого урода Дэйва». Они уехали. По-моему, с некоторым облегчением, что все разрешилось само собой. Джеймсу не пришлось меня выгонять. Это я его выгнал, получается.
А месяца через 4 вышел Kill ‘Em All. Я не удивился, что так быстро, ведь все вещи с этого альбома мы играли у меня дома. Вопрос был в деньгах на запись, которые ребята нашли в Нью-Йорке у Джонни Зи. Вскоре они должны были приехать с концертом в соседний город. У меня откуда-то был их телефон. Я позвонил Ларсу и спросил, где они собираются остановиться. Ларс сказал, что в каком-то грязном мотеле. Я говорю: «Тут один из наших домов так и не снесли пока. Хотите, приезжайте, ночуйте здесь». И они приехали. С Керком и Клифом. Даже Мастейн зачем-то приехал. Чудно как-то. И я еще вместе с ними. Жаль, что не удалось собрать всех вместе и сфотографировать. Уникальная была бы фотка…
С возрастом становишься и старше, и мудрее. Все меняется. Тогда мы были подростками. Вместе ходили в школу, вместе тусовались, вместе выпивали. Ты думаешь, что у тебя есть друг, и это навсегда. А потом появляется кто-то третий и друг уже вроде как и не друг… Я очень любил Джеймса. Как бы это лучше сказать, ну типа он был мой кумир, и я стал первым в мире фанатом Джеймса Хетфилда. В детстве очень хотел стать таким как он. А потом понял, что это невозможно, потому что Джеймс из другого измерения. Он прирожденный артист, которому дар послан свыше. На таких людей нельзя держать зла. Помню, как он сидел и выдумывал всю эту музыку, тексты, а я все никак не мог понять: как это у него получается? Причем получалось все как-то естественно, не натужно. Он не садился с важным видом: типа, я сейчас стихи с музыкой забацаю. Нет. У него все было в голове. Он просто переносил это на бумагу. А рисунки? Видели, как он рисует? А я видел. Буквально стоял за его спиной, когда он рисовал логотип Metallica. У него была чертежная доска, на которой он все детально просчитывал и прорисовывал. А флаеры на концерты? Это ведь тоже он придумывал и рисовал.
Джеймс был замкнут в себе. И всегда очень стеснялся. Я вообще с трудом представляю себе его сегодняшнего, потому что тогда он был тихий, застенчивый парнишка, никак не обещавший стать супер-мега рок-звездой. Он всегда очень скромно оценивал свои музыкальные способности, хотя, думаю, он может прилично сыграть на любом струнном инструменте, не говоря о фортепьяно. Я хотел быть таким, как он, но потом плюнул: все равно ни черта не получится…
Я давно, уже много лет, не был на их концерте, но когда был в последний раз, то стоял там, смотрел на сцену как завороженный и думал: елы-палы, когда-то я был одним из них, я ведь в самом деле знаю этих ребят! Я с ними знаком! Лично! Оборачивался вокруг и видел тысячи людей, для которых парни из Metallica - боги. А для меня – старые школьные друзья. Я рад за них, и никогда им не завидовал. Потому что я не смог бы жить так как они. Я не представляю, как можно гастролировать несколько месяцев подряд, меня отель за отелем. Комнату за комнатой. Вот задумайтесь: ты только что отыграл концерт перед многотысячной толпой, которая считает тебя богом, а теперь сидишь один в гостиничном номере на краю света. И так каждый день. Месяц, другой, третий. Сначала – бог, потом - один в номере. Вы бы что делали? Я бы бился головой о стену. Точно, бился бы о нее башкой…
Иногда думаю: я просто маленькая сноска на полях истории великой группы Metallica. Но кто-то скажет: «Постой, ты же одним из основателей великой группы». И ведь, типа, если подумать, это как бы правда. Так и есть. Но не совсем. Все-таки, к музыке и творчеству Metallica я не имел прямого отношения.
Меня часто спрашивают, какие воспоминания остались о тех временах? Не жалею ли я, что все сложилось так, а не иначе? Нет, не жалею, я не был готов к такой жизни, которую выбрали они. С возрастом плохое забывается, остаются только приятные воспоминания. И сейчас, вот после этого интервью, я могу сказать одно: было круто. Блин, я же, подумать только, играл в самой Metallica!
