И так вышел в свет новый альбом
[bg]гр. Телевизор - "Дежавю". Желающие с [/b]ним ознакомиться пишите в личку кину[/bg] ссылочку.
Опасно серьёзен
У Михаила Борзыкина, лидера группы «Телевизор», еще с 80-х репутация упертого бунтаря. Он что-то вроде Валерии Новодворской в роке. Дезориентированные этим имиджем, многие не замечают ни его необычной музыки, ни сложных объемных текстов, которые вовсе не сводятся к политическим лозунгам. Новый альбом «Телевизора» «Дежавю» – гораздо серьезнее любых призывов к неповиновению. Он о том, как легко потерять душу, если во главу угла поставить собственное благополучие.
«Телевизор» играет вот уже 25 лет, а все еще не давал сольных концертов в Лужниках и не имеет радио-хитов в жесткой ротации.
Причина тут вовсе не в острых песнях и не в том, что Борзыкин выходил на Марш несогласных. Это не причина, а следствие. Просто наш шоу-бизнес (шоу-биз, как говорят в среде пиарщиков и продюсеров) устроен так, что в нем не принято иметь убеждений. А у Борзыкина они есть.
Считается (и справедливо), что слушателя отпугивает серьезность, а Борзыкин серьезен, убийственно серьезен, а значит, на массовую популярность шансов у него нет. Можно сколько угодно петь о революции. Поют ведь и «Би-2», и «Агата Кристи». Важно только при этом подмигивать слушателю: дескать, это игра, прикол, это мы не всерьез. Революция давно уже стала таким же коммерческим брендом, как портрет Че Гевары на майках и рекламных плакатах. Так что ничего, можно.
Но стоит заговорить всерьез – и ты мигом становишься андеграундом в полном смысле этого слова. То есть остаешься без широкого слушателя.
Поэтому вне ротации, за пределами больших аудиторий остались такие команды, как «Центр», «Аукцыон», «Телевизор». Те, на чьих находках и достижениях паразитируют десятки новых групп, превращая их в коммерческий суррогат, в форму без содержания. Вот для них эфиры и площадки всегда открыты.
Еще до выхода «Дежавю» несколько борзыкинских песен разошлись на цитаты и лозунги. Особенно популярны строчки про «кремлядь», «газпромбайтера» и «православных чекистов».
Борзыкин сказал, казалось бы, очевидное. Но именно очевидное говорить сложнее всего. Все всё видят, все отлично всё понимают, так отлично, что зачем еще петь об этом. Но либо петь, либо молчать – другого варианта нет. А молчание, как известно, знак согласия с тем, что происходит вокруг.
Но политика – это, так сказать, первый план. А есть и второй, и третий. Тем много: одиночество, тоска, трусость, не позволяющая нам быть собой… «И как приговор во мне – глухая тоска, / Мы по разные стороны баррикад. / И я хотел бы быть добрым, / Я хотел бы солгать… / Но мы по разные стороны баррикад». О политике это? Вряд ли. Тут действительно глухая тоска, горечь от невозможности быть рядом с теми, кто предал свои идеалы, пошел на позорные компромиссы. Хотелось бы, а нельзя.
Честность – трагическая вещь, она лишает человека друзей, удовольствий, душевного спокойствия, материальных благ. Гораздо проще жить так, как описано в песне «Глупая»: «Самодостаточный? Да. / Ты безупречный? Да. / Непостижимый? Да. / Реальность – это ерунда». О ком это? Эксперты утверждают, что о Гребенщикове с его эзотерическими заходами. Может быть. А может быть, о всех нас… «Сними трубку, позвони Богу», – иронизирует Борзыкин. И длинные гудки в трубке…
Зато в песне «Очки» аллюзия на старого друга Кинчева прочитывается безошибочно: «Видно небо славян и море добра, / И тьмы басурман, погрязших во зле… / Найди врага быстро и без проблем! / Быстро и без проблем…» Слишком легкий выход, а значит, ведет в тупик.
Чуть ли не в каждом треке этот отчаянный призыв: живи без очков, смотри на реальность открытыми глазами, как бы она ни была мерзка, не пудри себе мозги и не давай другим пудрить.
«Эй, родина, протри зрачки-то…», «Давай не ослепнем от планов на долгую жизнь» и совсем уж откровенно: «С лапшой на ушах просто / Верить в тихую свою стабильность, / Песни петь про виртуальных монстров, / Что грозят твоей земле любимой». Более точного описания современного общества лично мне не встречалось. Стабильность и песни про виртуальных монстров…
Скептики скажут: а изменить-то все равно ничего нельзя, сколько ни кричи и ни протестуй. О них тоже есть в «Дежавю»: «Был мудр – сидел дома». И куплетом ниже: «Было страшно – сидел дома». Вот она, истинная причина. Дело ведь не в том, можно или нельзя, а в том, чтобы остаться собой, не потерять душу, не отдать ее в обмен на ложную мудрость, спокойствие или материальные блага.
А изменить… Может быть, и нельзя. Даже наверняка – нельзя. Но это еще не повод сидеть дома и ничего не делать. Так недолго и самому превратиться в виртуального монстра.
Взято отсюда:
http://www.vz.ru/culture/2009/5/4/283268.html
